Исаакий Оптинский, преподобный
"Душеполезные поучения преподобных Оптинских старцев". Свято-Введенская Оптина Пустынь, 2001.
Настоятель Введенской Оптиной Пустыни преподобный отец наш Исаакий, в миру Иван Иванович Антимонов, родился 31 мая 1810 года в Курске. Его отец Иван Васильевич происходил из старинного, весьма зажиточного купеческого рода Антимоновых. Семья, во главе которой стоял дед, Василий Васильевич, придерживалась строгого патриархального образа жизни старого русского купечества. Дед проводил благочестивую христианскую жизнь, отличаясь особой ревностью к посещению храма Божия и требуя исполнения религиозных обязанностей от всей своей многочисленной семьи. Великое усердие и горение ко Господу имел и молодой Иван Антимонов – будущий архимандрит Исаакий.
С самого раннего детства Иван отличался сердечностью, скромностью, молчаливостью, ясным умом, простотой и честностью. Любовь к уединению и молитве рано обнаружила в нем наклонность к монашескому образу жизни, чему способствовало также и воспитание в строго христианском духе, благоговейное отношение к храму Божию и ежедневные посещения богослужений. Эти ранние юношеские уроки веры и благочестия были усвоены им настолько глубоко, что много лет спустя, пребывая уже в настоятельстве. Старец требовал того же и от своих Оптинских братии.
Твердая вера в Промысл Божий возгревалась в будущем иноке многими знаменательными событиями его жизни.
Еще за год до рождения Ивана, его отец поехал в Киев поклониться Киево-Печерским святыням. Лаврский старец Парфений встретил его такими словами: „Блаженно чрево, родившее монаха". Это был первый знак Божиего произволения, указующий на будущую судьбу его младшего сына.
Уже будучи Оптинским старцем, вспоминал преподобный Исаакий такой случай из своей жизни. Однажды в праздник пришлось ему, тогда еще молодому купцу, по необходимости перевесить товар. Внезапно обрушилась перекладина, на которой были утверждены весы, и Ивану грозила неминуемая гибель; но тяжелое железное коромысло весом в пятнадцать пудов, не задев его, упало к его ногам. С тех пор он дал обет не работать более по праздникам, а благоговейный страх Господень еще более укоренился в душе будущего подвижника.
Несмотря на весьма достаточные средства, Иван привык еще с юности переносить всевозможные лишения, довольствуясь самой грубой пищей и стесняя себя во всех отношениях. Этим он уже как бы подготовлялся провидением к будущей суровой подвижнической жизни, без послабления своим немощам.
Желание уйти в монастырь созревало в нем постепенно. Еще живя в миру, он ежедневно, становясь на молитву, полагал по тысяче поклонов. Но свое воздержание и подвиги тщательно скрывал от домашних. Даже в скоромные дни он умел обходиться без мяса, не будучи в этом замечен.
Особенная ревность к посещению храма Божия, поощряемая благочестивым дедом, возбудила в нем любовь к церковному пению. Он пел на клиросе, а по праздникам собирал у себя дома певчих, устраивал хоры.
При все усиливавшемся желании удалиться от мирских соблазнов Иван все-таки не сразу последовал влечению своего сердца, ожидая особого указания Промысла Божия для принятия окончательного решения.
Уступая настояниям отца, Иван несколько раз делал попытки сватовства, но все они расстраивались: Господь явно хранил свой избранный сосуд для высшего служения.
В 36 лет он в последний раз съездил посмотреть предполагаемую невесту, но тут же заявил отцу, что она не пришлась ему по сердцу. После этого он твердо решил привести в исполнение свое желание уйти в монастырь...
Оптина Пустынь уже была знакома ему: там несколько лет уже жил его старший брат Михаил. Навещая его, Иван познакомился с великим старцем Львом, который предсказал молодому преуспевающему торговцу Ивану, что со временем и он будет в монашестве. У Ивана завязались самые сердечные духовные отношения со старцем Львом, а затем, после его смерти, и со старцем Макарием.
Он выжидал лишь удобного случая, чтобы окончательно развязаться с миром. Полученное от старца Макария письмо, приглашавшее безотлагательно ехать в Оптину, помогло ему порвать, наконец, мирские привязанности. И когда в 1847 году отец послал Ивана по делам на Украину, то он, исполнив поручение, отправился прямо в Оптину Пустынь, известив отца письменно о своем решении поступить в монастырь.
По благословению игумена Моисея и старца Макария Иван был принят в Иоанно-Предтеченский Скит. Новоначальному послушнику назначили послушание печь хлебы, которое он выполнял с великой ревностию; кроме того, он вместе с братией убирал покос, рыл картофель и выполнял другие общие послушания...
Но не без искушений жил будущий старец в скитском безмолвии. Позднее он вспоминал, как в первые годы поступления в обитель тесны становились ему стены Скита и как исконный враг рода человеческого смущал его душу помыслами. „Шел я однажды, – вспоминал Старец,– по дорожке вдоль скитской ограды. Ай, махнуть через ограду? – мелькнул помысл. Но, образумившись, подумал: да уж если уходить, так ведь и ворота не затворены. Такое, хотя и нечаянное, противоречие помыслу, с призыванием помощи Божией, ослабило брань". Низлагать хитрости врага помогало непрестанное откровение помыслов Старцу, бдение и усердная молитва...
Смиряя дух, молодой подвижник непрестанно порабощал тело, удручая его подвигами поста, который соблюдал во всей точности. Особенно подвизался он Великим постом и на первой неделе в первые два дня и в четвертый не вкушал ничего.
Обстановка его келлии отличалась необыкновенной простотой. Одежда его была самая скромная, богатого убранства он не терпел.
По облачении в рясофор в 1851 году отец Иоанн сделался еще строже к себе и усилил ревность к выполнению монашеских правил.
В 1854 году он принял постриг в мантию и был наречен Исаакием. С этого времени он оставил даже невинные шутки, к которым имел склонность по своему природному остроумию, и стал заметно уклоняться от всяких излишних бесед. Безмолвие постепенно становилось его естественным состоянием. Большую часть времени стал отец Исаакий проводить в умном делании и чтении творений святых отцов, в которые он любил углубляться и размышлять в уединении о прочитанном Смиренный подвижник, думавший лишь о спасении своей души, он всеми силами старался избегать славы мира сего, уклоняясь даже от принятия сана священства и только по убеждению своего духовного отца, преподобного Макария, со слезами согласился на посвящение.
19 июня 1855 года он был рукоположен в иеродиакона, а 8 июля 1858 года – в иеромонаха.
Приняв сан священства, отец Исаакий продолжал вести подвижническую жизнь. Строгое исполнение скитских послушаний, неопустительное посещение богослужений, беспредельная преданность Старцу, благодатная простота, смирение, необыкновенное простодушие в обращении с братией, сострадание к страждущим оставались его отличительными чертами.
В 1860 году впервые зашла речь о возможной кандидатуре отца Исаакия на место уже престарелого настоятеля Оптиной Пустыни архимандрита Моисея.
Старец Макарий предпринял поездку в Москву к митрополиту Филарету и получил благословение на избрание отца Исаакия настоятелем. Когда слух об этом дошел до смиренного отца Исаакия, он тотчас отправился к Старцу, стараясь отклонить это назначение. Но преподобный Макарий ответил: „Если воля Божия будет на это и будут тебя избирать, то не отказывайся. Только не гордись!.."
В конце этого же года преподобный старец Макарий почил в Бозе, оставив отца Исаакия на попечение своего присного ученика и преемника старца преподобного Амвросия.
В 1862 году скончался и настоятель преподобный Моисей, и отцу Исаакию пришлось заменить его в управлении обителью...
Его настоятельство длилось 32 года, вплоть до самой смерти. „Я принял обитель с одним гривенником", – вспоминал он позже. Но это затруднительное финансовое положение, явившееся в первые дни настоятельства тяжелым испытанием для отца Исаакия, послужило к еще большему утверждению его веры в Промысл Божий о святой обители. Пришлось как-то ему в который раз скорбеть о невозможности содержать братию. И вдруг приходит известие об уплате долгов обители усердием одного помещика и о завещании еще одного благочестивого жертвователя в ее пользу 15 тысяч рублей. Он возблагодарил Господа, воскликнув: „Господи! Я, неблагодарный, не имея на Тебя надежды, стал было сетовать, а вот уже и помощь Тобою послана"...
В историю Оптиной Пустыни преподобный Исаакий вошел как многопопечительньй строитель: в пору его настоятельства возводились новые монастырские корпуса, обновлялись храмы, завершено было строительство водопровода и воздвигнуты новые гостиницы...
Но, обращая большое внимание на внешнее благоустройство монастыря, еще большее попечение имел отец настоятель о внутреннем благоустроении насельников его, которое после отца архимандрита Моисея было в цветущем состоянии. Духовные силы обители преимущественно были сосредоточены в Скиту, откуда, как светлое солнце, сияло старчество, столь прославившее Оптину Пустынь.
С самого вступления своего в должность настоятеля игумен Исаакий в лице великого Оптинского старца преподобного Амвросия обрел духовного отца и руководителя, относясь к нему с неизменной преданностью и послушанием, уважением и сыновней любовью. Без совета Старца отец настоятель не приступал никогда ни к какому важному делу. Каждую субботу, накануне служения, он отправлялся для исповеди в Скит и, сидя в приемной преподобного Амвросия вместе с другими, смиренно дожидался своей очереди, которая иногда доходила до него не скоро.
Не изменил он этому обычаю и после кончины Старца, продолжая, несмотря на ослабление своих телесных сил, аккуратно посещать его преемника, старца Иосифа, хотя он был из числа пострижеников настоятеля Исаакия. Только незадолго до кончины, когда силы уже стали оставлять его, он начал приглашать Старца к себе...
Обращая главное внимание на внутреннюю жизнь иноков, отец Исаакий требовал исполнения и наружного благочиния, ибо внешнее с внутренним связано так тесно, что внутреннее устроение выражается во внешнем поведении, а последнее отражается на первом. Начало исправления монаха всегда идет от внешнего к внутреннему. Поэтому Преподобный, если замечал в ком из братии гордость или тщеславие, желание выказать свои таланты перед ним или братией, то старался смирять их, напоминая о монашеском обете плакать о грехах своих, а не кичиться природными дарованиями. Особенно стремился отец Настоятель искоренять дерзость и упрямство, причем если брат даже после старческого внушения и наложенного на него наказания не исправлялся, то отец Исаакий высылал его из обители, предупреждая вред, могущий быть для немощных от его дурного примера...
Отличаясь в отношении к братиям простотой и смирением, вне начальственных отношений Преподобный считал всех равными себе, сажал их рядом с собой пить чай или беседовать. Если во время своих неоднократных поездок на монастырские дачи встречал там кого-либо из иноков, приехавших туда же по делу, и если тот из почтения к Настоятелю хотел удалиться в отдельное помещение, шутил: „Что, разве со мною конфузно?" Проявляя нежную отеческую заботливость к братии, часто спрашивал у старых и нуждавшихся монахов: „Не нужно ли тебе чего? Может быть, чайку или сахарку?" Впрочем, особенной любви к кому-либо старался не выказывать, дабы не возбудить зависти в других, а отличаемого брата не привести в гордость. Оценивая столь мудрое и любвеобильное отношение к себе Старца, братия, в свою очередь, питали и к нему нелицемерную любовь и уважение как к строгому начальнику и любвеобильному отцу, всегда заботившемуся обо всех, и называли его между собой не иначе как „дедушкой".
Веря в благодатную силу молитв своего „дедушки", некоторые иноки, случалось, получали благополучный выход из тесных обстоятельств при молитвенном к нему обращении. Так, один монах, будучи в опасности погибнуть при переправе через реку осенью, когда лед был еще некрепок, избавился от опасности, призвав на помощь молитвы своего „дедушки"...
Молитва Иисусова была непрерывно на устах его, где бы он ни находился. Преподобный неопустительно посещал храм Божий до самой своей предсмертной болезни, приходил всегда к началу службы, а к утрени выходил из келлии иногда до звона, причем будильщик постоянно находил его уже бодрствующим. Впоследствии открылось, что Старец вставал в 12 часов ночи, исполняя положенное в Скиту келейное правило, и затем уже шел к утрени...
Когда по великим праздникам, воскресным и торжественным дням Преподобный совершал Божественную службу, сослужащие замечали, что во время главных моментов богослужения он исполнялся чувством особенного благоговения и голос его от умиления прерывался...
Вполне отрекшись от почестей и славы мира сего, Преподобный относился совершенно равнодушно к наградам и повышениям и даже уклонялся от них. Так, когда в начале 1870-х годов ему предложили сан архимандрита, он по своему смирению отказался от него и потому вместо архимандритства был награжден палицей. И все же внимание начальства к непрестанным и примерным трудам его по управлению обителью не раз вознаграждало подвижника помимо его собственной воли, и честь, от которой он бегал всю жизнь, как бы нарочно преследовала его. В 1885 году отец Исаакий был возведен в сан архимандрита уже без предварительного его согласия...
Летом 1890 года преподобный Амвросий уехал в основанную им Шамординскую женскую общину и там задержался, что очень огорчало отца Исаакия. „Двадцать девять лет провел я настоятелем при Старце, – говорил г он, – и скорбей не видал. Теперь же, должно быть, угодно Господу посетить меня, грешного, скорбями".
Вскоре с отцом Архимандритом приключился первый удар – паралич, впрочем, легкий, так что он довольно быстро оправился. Но здоровье его стало заметно ослабевать, а потому он пожелал келейно принять пострижение в схиму, которое и совершил над ним в 1890 году братский духовник скитоначальник преподобный Анатолий.
Несмотря на разные скорби и огорчения, выпавшие на долю преподобного Исаакия в последние годы жизни, он не падал духом, благодушным терпением их приготовлялся он к переселению в вечность, продолжая по-прежнему заниматься делами обители...
Во все время болезни он неопустительно слушал чтение келейного правила, а за две недели до блаженной своей кончины начал ежедневно причащаться Святых Христовых Тайн. Он был покоен духом, впрочем, готовился к исходу из сей жизни не без страха: „Страшно умирать. Как явлюсь пред лицом Божиим и на Страшный Суд Его? А сего не минуешь", – говаривал он. Последнее его наставление ко всем братиям, из которых многие спрашивали его: „Как, Батюшка, жить после вас?", было следующее: „Живите по совести и просите помощи у Царицы Небесной, и все будет хорошо".
20 августа со Старцем случился второй удар. Он уже не мог говорить, но в тот же день знаками выразил желание причаститься Святых Тайн, что и было исполнено. В таком положении Преподобный прожил еще два дня, не теряя сознания и постоянно молясь.
22 августа в восемь часов вечера он мирно почил о Господе, в глубокой старости, 85 лет от роду...
Из книги «Преподобные старцы Оптинские» (Свято-Введенская Оптина пустынь, 2001).
Оцените: