Феофан Затворник, святитель
1. Свт. Феофан Затворник. "Небесный покров над нами". СПб, Благовест, 1996. 2. "Мудрые советы святителя Феофана из Вышенского затвора". М., Правило веры, 2002. 3. Свт. Феофан Затворник. "Путь ко спасению". М., Благо. 1996. 4. Свт. Феофан Затворник. "Письма о вере и жизни". М., Правило веры, 1999.
Великий учитель Русской Церкви святитель Феофан Затворник, в мире Георгий Васильевич Говоров, родился 10 января 1815 года в селе Чернавске Елецкого уезда Орловской губернии. Его отец, Василий Тимофеевич Говоров, был священником Владимирской церкви этого большого села. Всю жизнь он отличался истинным благочестием. Как выдающийся среди духовенства деятель, отец Василий скоро был замечен епархиальной властью и назначен на важную и ответственную должность благочинного. Находясь на этой должности в течение тридцати лет, он заслужил одобрение начальства, любовь и уважение подчиненных. Отец Василий был человеком прямого и открытого характера, добросердечный и гостеприимный, так что дом его посещали многие духовные и светские лица.
Мать будущего святителя, Татьяна Ивановна, происходила из семьи священника. Она имела тихий, кроткий нрав и любвеобильное сердце, была сострадательна и всегда готова прийти на помощь нуждающемуся…
Служение преосвященного Феофана в Тамбовской епархии продолжалось только четыре года. Но за это время он необыкновенной кротостью своего характера, редкой деликатностью и участливейшим вниманием к нуждам пасомых успел сродниться со своей паствой и приобрести всеобщую самую искреннюю любовь. Святитель Феофан проявил себя ревностным служителем во всех сферах церковной жизни. Внимание архипастыря было сосредоточено преимущественно не на делах внешнего управления, а на душепопечительном служении, дабы "множайший плод принести во спасение Богом вверенных ему людей". Это был истинный архиерей Божий, истинный евангельский пастырь, способный дожить душу свою за овцы своя…
Епископ Феофан при всяком удобном случае убеждал духовенство, что проповедничество есть первый, прямой и священный долг его, а вместе с тем должно быть и внутренней потребностью, если только правильно и сознательно относиться к своему высокому служению. По мысли святителя, смысл и значение пастырства — не в каких-либо внешних преимуществах, а во внутреннем, нравственном влиянии на душу паствы, для чего лучшим и единственно надежным средством является слово проповеди. "Торжество пастырства — не в видимом блеске без силы и во внешних преимуществах, а во внутренней силе их слова над душами пасомых, когда всякий пастырь может сказать: овцы гласа моего слушают, то есть свой ум и волю покоряют его слову, свои понятия слагают по его учению, свою жизнь устрояют по его советам и свои сомнения решают его вразумлениями. А всего этого как достигнуть? Не иначе как через проповедь слова, ибо у нас одно орудие"…
Никто никогда не слыхал от святителя Феофана грозного слова начальника. Его обычная кротость не нарушалась даже тогда, когда ему приходилось терпеть оскорбления со стороны низших чинов клира. "Вот программа начальствующих всех родов,— говорил святитель Феофан, — растворяй строгость кротостью, старайся любовью заслужить любовь и бойся быть страшилищем для других. Истинная доброта не чуждается, где должно, строгого слова, но оно в устах его никогда не имеет горечи обличения и укора". Доверие преосвященного Феофана к людям, в частности, к подчиненным, было безгранично. По своей нравственной деликатности и благородству души он боялся оскорбить человека даже намеком на подозрение или недоверие. Принимая бумаги от представителей различных ведомств и учреждений, преосвященный Феофан всегда советовался с ними, а нередко прямо спрашивал, какую лучше резолюцию положить на дело. Так, совместно с секретарем консистории он обсуждал общеепархиальные вопросы, с благочинным — проблемы его округа, с экономом — дела по ведению хозяйства. Однако столь идеальные сами по себе нравственные черты архипастыря в практике управления епархией нередко являлись источником соблазна, а иногда и злоупотреблений. Некоторые из приближенных, особенно сотрудники консистории, получив свободу действий, употребляли ее для крайне неправильного и пристрастного решения дел. Вследствие этого поступали жалобы на епархиального архиерея, а вместе с ними возникали и личные неприятности для него…
В период тяжких испытаний, постигших епархию, преосвященный Феофан весь отдался своей пастве, пережил все ее горькие беды. Так, в самый острый период пожаров он в течение трех дней подряд созывал верующих в храм Божий на общественную молитву и в пламенных, полных глубокой скорби и сердечной муки речах раскрывал нравственное значение бедствия как очистительного испытания, призывал не падать духом и воодушевиться надеждой на лучшее будущее. Он плакал вместе со всеми, когда беда достигла критических пределов, и сердечно радовался при первых признаках ослабления ее…
Во время пребывания епископа Феофана на Тамбовской кафедре окончательно определилась в нем склонность к уединению. В одну из поездок с целью обозрения храмов и монастырей своей епархии святитель Феофан посетил Вышенскую пустынь, которая нравилась ему строгим иноческим уставом и красотой местности, "которой нет ничего на свете лучше". Назначая туда настоятелем эконома архиерейского дома игумена Аркадия, Владыка на прощанье сказал ему пророчески: "Поезжайте, отец игумен, туда, а там, Бог даст, и я приеду к вам"…
По свидетельству современников, проповеди преосвященного Феофана производили сильное впечатление и привлекали массу народа. Один из его слушателей писал: "Вскоре по приезде преосвященный Феофан произвел впечатление на здешнее общество своими проповедями. Каждое служение свое он сопровождает архипастырскою беседою, Его слово овладевает вниманием слушателей до того, что даже при слабости его голоса слышно было последнему нищему у церковного порога; речь так общепонятна, что привлекает множество слушателей из простого народа"…
Ухудшение здоровья, а также неприятности в делах управления способствовали тому, что желание устраниться от управления Владимирской епархией у епископа Феофана стало приближаться к оформленному решению. "Когда у кого в голове все рисуются картины, — писал епископ Феофан, — и он чувствует постоянный позыв все рисовать, берет уголек и все рисует, и все скажут ему: ступай в школу рисовальную. Это — ступай — не идет ли ко мне? Если б я был на другой какой должности, кому ни расскажи я о своей ноше, всякий сказал бы: ступай — там тебе место! Подумал-подумал и решил предложить мое желание на решение Святейшего Синода". Так постепенно подготовлялась, пока окончательно не созрела у преосвященного Феофана мысль о совершенном оставлении мира…
17 июля 1866 года епископ Феофан был освобожден от управления Владимирской епархией с назначением настоятелем Вышенской пустыни, а на Владимирскую кафедру перемещен архиепископ Волынский Антоний (Павлинский). 24 июня 1866 года, в день рождения святого Иоанна Крестителя, состоялось прощание архипастыря со своею паствою. Тогда-то ясно обнаружилось, какой великой любовью пользовался святитель Феофан в своей епархии. В этот день он совершил последнюю литургию во Владимирском соборе. В 9 часов утра, — писал протоиерей Н. И. Флоринский, — на благовест к поздней литургии владимирцы начали стекаться в величественный собор Успенский в большом многолюдстве. Все знали, что идут в последний раз видеть и слышать архипастыря любимого, и поэтому все шли с грустным настроением сердца". Преосвященный, имевший обычай приезжать к богослужению по первым ударам колокола, в этот раз изволил прибыть в собор позднее обыкновенного, как бы желая доставить возможность и запоздавшим видеть и слышать сполна благолепнейшее священнослужение Божественной литургии, которую совершали теперь шестеро служащих". По свидетельству очевидца, многие из присутствующих в храме обливались слезами, ибо сознавали, что видят доброго пастыря, возможно, в последний раз…
Суетная должность настоятеля нарушала внутренний покой епископа Феофана, и вскоре он подал новое прошение об освобождении его и от этой обязанности…
В первые шесть лет своего пребывания в Вышенской пустыни преосвященный Феофан не уединялся окончательно от других. Главным занятием его в это время была молитва и богослужение. Он твердо помнил заповедь киевского старца Парфения, что одно нужнее всего: молиться, и молиться непрестанно умом и сердцем Богу. Очевидец, один из иноков Вышенской обители – игумен Тихон (Цыпляковский), сказал, что святитель "горел, как свеча или неугасимая лампада пред ликами Христа, Богоматери Заступницы и святых Божиих"…
Как ни мало уделял времени преосвященный Феофан сношениям с внешним миром, и в частности приему посетителей, но все же это отвлекало его от главного дела, ради которого он пришел на Вышу. Он ясно увидел, что то и другое несовместимо. И тогда явилась мысль о полном затворе, которая, впрочем, осуществилась не вдруг. На подобный подвиг нельзя было решиться без надлежащей подготовки и предварительных опытов, и последние были сделаны. Сначала святитель провел в строгом уединении Святую Четыредесятницу, и опыт был удачным…
После пасхальных дней 1872 года епископ Феофан, раздав все свое имущество бедным, начал вести затворническую жизнь. Он прекратил всякие сношения с людьми, перестал ходить на богослужение с братией и затворился в отдельном флигеле. С этого времени он принимал к себе только настоятеля пустыни, духовника игумена Тихона и келейника отца Евлампия. Со всеми другими, кто жаждал его духовного руководства, он сносился только письмами…
Удалившись от мира и его суеты, порвав видимое, непосредственное общение с людьми, епископ Феофан сделал это не по недостатку любви к людям, а единственно из желания оградить себя от всего, что могло отвлекать его от молитвенного служения Христу. Святитель-затворник стремился совершенно забыть о мирской суете. "Я бы теперь, — говорил он, — уже и все окна и двери заложил и заколотил, лишь бы ничего не слышать и не видеть, что творится там вне"…
Порядок обыденной жизни епископа Феофана был очень прост, но соблюдался строго. Вставал святитель очень рано. Совершив келейное правило, он шел в свою домовую церковь и там служил утреню и литургию, усердно молясь Богу обо всех живых и умерших христианах. В сумочке, висевшей возле жертвенника, найдено было по смерти епископа Феофана много записок о здравии и о упокоении, которые святитель читал на церковной службе…
По окончании богослужения святитель Феофан возвращался из храма в свою келью и здесь долго предавался богомыслию и умным сердечным возношениям.
Умиление, которого он сподоблялся в церкви, не вдруг проходило и заставляло "погружаться в тайны спасения и Божественного о нас смотрения".
После богомыслия, спасительных размышлений святитель, подкрепив себя утренним чаем, писал свои творения, За этими трудами проходило все время до обеда, то есть до двух часов дня, за обедом в постные дни подавалась пища согласно церковному уставу, а в остальные дни недели в последние годы жизни епископ Феофан вкушал по одному яйцу и стакану молока. После обеда, несколько отдохнув, сидя на стуле, по обычаю древних восточных старцев, епископ Феофан занимался рукоделием. В четыре часа он пил чай, а потом совершал вечернее богослужение в своей церкви и готовился к совершению литургии на следующий день. Свободное вечернее время святитель употреблял на чтение книг и журналов, обдумывание материала для своих творений и на умно-сердечную молитву. Совершив затем обычное келейное правило, он отходил ко сну…
"И книги с человеческими мудростями, — говорит епископ Феофан в одном письме, — могут питать дух. Это те, которые в природе и истории указывают нам следы премудрости, благости, правды и многопопечительного о нас промышления Божия. Бог открывает Себя в природе и истории так же, как и в Слове Своем. И они суть книги Божии для тех, кто умеет читать. "Хорошо уяснить себе строение растений, животных, особенно человека, и законы жизни, в них проявляющиеся. Великая во всем премудрость Божия... А повести и романы? Есть и между ними хорошие". Он знал несколько иностранных языков, и его библиотека более чем наполовину состояла из иностранных книг. Все эти книги не лежали напрасно, а были более или менее часто употребляемы им, некоторыми же он пользовался постоянно. Самая внешность книг указывала на это. Многие из них имели на полях различные замечания святителя Феофана, сделанные карандашом. Библиотека, которой владел святитель Феофан, показывала, что он — человек науки. Это была одна из самых больших в то время частных библиотек в России…
В реализации своих писательских способностей святитель Феофан видел свой духовный путь и служение Церкви Божией. Так, он говорит об этом в одном из писем: "Писать – это служба Церкви или нет?! Если служба – подручная, а между тем Церкви нужная, то на что же искать или желать другой?"… За время пребывания на Выше святителем Феофаном было создано столько духовных произведений, что перечень их занял бы не один десяток страниц…
Со всех концов России летели в Вышенскую пустынь письма к епископу-затворнику. Нередко почта приносила их до 20-40 в день… К нему обращались за советом, за разрешением недоумений, в нем искали утешения в скорби, облегчения в бедах как представители высшего света, так и люди из низших слоев общества.
Преосвященный Феофан считал своим долгом отвечать на всякое письмо, как бы оно ни было мало и незначительно по содержанию, поскольку отказ считал оскорбительным для вопрошавшего, а если и замедлял с ответом, то только потому, что другие находились в еще более затруднительном положении и нуждались в скорой помощи, причем всегда просил извинения за промедление…
Он глубоко сочувствовал славянам в их освободительной войне, внимательно следил за ходом ее, радовался успехам. Когда настоятелю монастыря, отцу Аркадию, приходилось посещать Затворника в это время, беседа всегда вращалась главным образом вокруг этого вопроса.
Преосвященный развертывал атласы и карты, указывал настоящее положение наших войск, делал предположение относительно того, что следовало бы предпринять, какие области освободить в ближайшем будущем, при этом всегда выражал полную уверенность в победе русских.
На возражение настоятеля, что на деле не так легко вести войну, как можно предполагать по картам, что тут могут быть всякие несчастные случайности, святитель с жаром замечал, что он уповает на высокий геройский дух наших войск, которые, будучи одушевлены братской любовью к единоплеменным нам славянам, способны одолеть и не такого слабого и ничтожного врага, как турки…
Вышенский подвижник постоянно имел память смертную и часто вспоминал о грядущем Страшном суде. "Я приучаюсь, — писал он, — воображать себя идущим по трясине. Того гляди, что юркнешь... и поминай, как звали". "Кто знает, может быть, вот-вот и кликнут: "Феофан Вышенский", и выходи".
Чем выше восходил подвижник по пути нравственного совершенства, чем больше приближался к нравственному идеалу, тем яснее сознавал крайнюю невозможность человеку одному, без Божией помощи, достигнуть его, тем более ощущал свое личное недостоинство. Для христианского аскета, более чем для кого-либо другого, было очевидно, что исполнение высшего евангельского закона, требующего от людей такого же совершенства "яко же Отец Небесный совершен", невозможно без помощи спасающей благодати. Все доброе, что делал Вышенский подвижник в своей жизни, он относил исключительно к подаваемой милости Божией, и, почитая себя последним из грешников, он "вменил себя за ничто". "Если желаете знать что-либо о мне, — писал святитель, — ведайте, что не словом только, но и делом старик: ослабел и телом и духом". "Хуже меня не было еще архиерея на всем свете и во все времена"…
Только за пять дней до смерти, а именно с 1 января 1894 года, обычный режим несколько нарушился. Не всегда в определенный час давался условный знак о времени чая или обеда. Накануне кончины, 5 января, чувствуя слабость, преосвященный Феофан попросил помочь ему пройтись. Келейник провел его несколько раз по комнате, но святитель, скоро утомившись, отослал его и лег в постель. В самый день кончины епископ Феофан совершал, по обычаю, Божественную литургию и затем пил утренний чай, но к обеду не давал условного знака дольше обыкновенного. Келейник заглянул в рабочий кабинет святителя и, заметив, что он сидит и что-то пишет, не стал беспокоить его напоминанием. Через полчаса епископ Феофан подал условный знак, но за обедом съел лишь половину яйца и выпил полстакана молока.
Не слыша стука к вечернему чаю, келейник снова заглянул в комнату святителя в половине пятого и увидел его лежащим на кровати. Келейник подумал сначала, что владыка лег отдохнуть, но все-таки подошел к кровати, предчувствуя нечто другое. И действительно, он нашел епископа Феофана уже почившим навеки. Святитель имел вид спокойно спящего человека, причем левая рука его лежала на груди, а пальцы правой сложены как бы для архиерейского благословения. На столике, возле кровати, лежала январская книжка "Душеполезного чтения".
Смерть свою святитель Феофан встретил так же спокойно, как и ожидал ее; она последовала в день Крещения Господня, 6 января 1894 года.
При кончине святителя никто не присутствовал. Всю жизнь он любил уединение и умер наедине с Богом, на служение Которому он себя посвятил, не дожив несколько дней до 79 лет.
При облачении в святительские одежды на лице почившего явно для всех просияла улыбка. И исполнилось тогда мудрое, глубоко правдивое наблюдение подвижника над последними моментами земной жизни человека: "в час смерти в сознании чередой проходят деяния жизни, отражая в очах и лице умирающего или утешение, или сокрушение, соответственно представляющимся делам". Очевидно, что Затворник, вся земная жизнь которого была непрестанным хождением пред Богом, имел упование не расставаться с Господом и скончался в надежде наследия блаженной жизни.
Как только стало известно о кончине чтимого всеми святителя, в Вышенскую обитель хлынули потоки людей — разных сословий, общественных положений, состояний и возрастов — для отдания последнего долга почившему. Число их все увеличивалось и в день погребения достигло нескольких десятков тысяч.
Купить и скачать книгу свт. Феофана (Затворника) "Письма о духовной жизни".
Оцените: