Антоний Оптинский, преподобный
1. "Преподобные Старцы Оптинские. Жития и наставления". Свято-Введенская Оптина Пустынь, 2001. 2. "Душеполезные поучения преподобных Оптинских старцев". Свято-Введенская Оптина Пустынь, 2001.
Оптинский старец Схиигумен Антоний, в миру Александр Иванович Путилов, родился 9 марта 1795 года в городе Романове Ярославской губернии. Родители его, Иван Григорьевич и Анна Ивановна Путиловы, были люди благочестивые и богобоязненные, воспитывали своих детей в страхе Божием и в духе строгого православия, с ранних лет приучая их любить храм Божий и Божественную службу.
В детстве Александр был весьма тих и скромен, не увлекался шумными играми своих сверстников и очень рано почувствовал призвание к монашеской жизни...
Александру было десять лет, когда старшие братья его, Тимофей и Иона, оставили мирскую жизнь и поступили в Саровскую пустынь. Пример их, вероятно, более всего подействовал на младшего брата.
Будущий подвижник с детства подвергался особо тяжким испытаниям, по которым можно было видеть, что Господь готовит его к чему-то особенному. Однажды он едва не утонул, в другой раз упал с высокого места, так что голова его была проломлена. Но каждый раз он был избавляем от смерти охраняющим его Промыслом Божиим.
В 1809 году скончался их родитель, и Александр вместе с братом Кириллом отправился в Москву, где поступил на должность комиссионера к откупщику Картышеву...
В 1812 году Александр подвергся еще одному испытанию, прожив десять дней в плену у французов. Вспоминая об этом впоследствии, Старец говорил: „Святой Иоанн Златоуст пишет, что самая лютая мука на земле сравнительно с самою легкою адскою мукою есть детская игрушка; но в то время мы говорили так, не зная, как лучше выразить тоску французского плена". После тяжелых переживаний Александру все же удалось бежать. Полураздетый, в лаптях, лишившись всего, что нажил своими трудами в Москве, явился он к своим родным в Ростов, где вновь поступил на должность, подобную той, которую занимал в Москве.
Но мысль его постоянно устремлялась к духовной жизни. Живя в Ростове, Александр с большим усердием посещал храмы и монастыри, особенно любил ездить в Яковлевский монастырь, к мощам святителя Димитрия Ростовского. От шумных светских удовольствий он удалялся.
К концу 1815 года в Александре окончательно созрело решение покинуть мир. В январе 1816 года он отправился в Москву, а спустя некоторое время – в Калугу. Оттуда, отслужив благодарственный молебен Господу о своем благополучном избавлении от уз мира, он направил свой путь в Рославльские леса, где уже пятый год подвизался его старший брат Тимофей, к тому времени – отец Моисей. Там 15 января 1816 года Александра облекли в послушническое платье, которое, как он сам выражался впоследствии, казалось ему драгоценнее царской порфиры.
Осенью следующего года он вместе с отцом Моисеем едет в Киев на богомолье. На обратном пути они посещают Софрониеву, Глинскую и Площанскую пустыни, где беседуют со многими старцами высокой духовной жизни. Однако ни к одной из этих обителей не склонилось сердце молодого послушника, и вернувшись в Рославльские леса, он остался там еще на четыре года.
С великой ревностию Александр посвятил себя трудам пустынножительства. Вставая в полночь, они вместе с братом ежедневно вычитывали вдвоем по богослужебным книгам всю церковную службу без малейшего опущения...
Выдержав четырехлетний искус, Александр 2 февраля 1820 года, на праздник Сретения Господня, был облечен в ангельский образ и наречен Антонием. Пострижение было совершено келейно иеросхимонахом Афанасием, а восприемным отцом от Святого Евангелия стал преподобный Моисей. Впоследствии старец Антоний, вспоминая, как радостен был этот первый день его монашеского тезоименитства, говорил: „Воистину, Пасху Господню в то время чувствовала в себе самой душа моя". Некто из духовных детей Преподобного спрашивал его: долго ли после пострига он сохранял в сердце своем то особенное действие благодати, которое многие ощущают при принятии монашества? Преподобный Антоний отвечал, что был в таком устроении целый год.
Наконец, после пятилетнего пребывания в Рославльских лесах суждено было ему переселиться в то место, где по воле Божией протекла большая часть его иноческой жизни – в Оптину Пустынь...
24 августа 1823 года отец Антоний был рукоположен во иеродиакона, а в 1825 году, несмотря на то, что преподобный Антоний был только в сане иеродиакона, его назначили начальником „святая святых" Оптиной – ее Скита.
Сделавшись скитоначальником, он, прилагая труды к трудам, ревностно помогал преподобному Моисею в делах благочестия и устроения монашеской жизни. Через два года, в 1827 году, отец Антоний был рукоположен в сан иеромонаха.
Начальствование отца Антония в Скиту продолжалось четырнадцать лет; эти годы были временем устроения и прочного основания Скита как во внешнем, так и в духовном отношении. Преподобный Антоний и его брат преподобный Моисей, будучи сами духоносными старцами, хорошо понимали значение старчества. В новоустроенный безмолвный Скит с разных сторон стали стекаться мудрые в духовной жизни и крепкие в подвигах старцы. В 1829 году прибыл из Александро-Свирского монастыря известный старец Леонид с пятью учениками; в 1834 году отцом Моисеем приглашен был из Площанской пустыни тамошний духовник отец Макарий. При содействии этих старцев братья-настоятели монастыря и Скита утвердили в Оптиной Пустыни древний старческий путь монашества и тем упрочили внутреннюю основу иноческого духа как в Скиту, так и в монастыре. Отец Антоний, со своей стороны, не только содействовал старцам в духовном окормлении братства, но и собою подавал пример глубочайшего повиновения и преданности им. Кажется, во всем братстве не было такого смиренного послушника, как их скитоначальник, который ни малейшего распоряжения не дерзал делать без благословения своего старца отца Моисея...
С каким умилительным благоговением совершалось здесь священнослужение! В пении скитском слышались кротость, смирение, страх Божий и благоговение молитвенное, между тем как в мирском пении часто отражается мир и его страсти. Современник вспоминал:
„Что ж сказать о тех вожделеннейших днях, когда священнодействие совершалось самим начальником Скита отцом Антонием? В каждом его движении, в каждом слове и возгласе видны были девственность, кротость, благоговение и вместе с тем святое чувство величия. Подобного священнослужения после того я нигде не встречал, хотя был во многих обителях и церквах". При таком высоком духовном устроении скитоначальника с братиею удивительный порядок господствовал во всем Скиту: в богослужении, в поведении братии и прочем, и этим Скит много был обязан неусыпной заботливости преподобного Антония – его трудами и молитвами созидался Скит...
Жизнь в Скиту в то время была весьма строгая; при великих трудах пища была самая скудная. Самовар во всем Скиту был один, у начальника, к которому только дважды в неделю все братство собиралось пить чай...
К добровольным трудам и монашеским подвигам вскоре присоединился крест тяжких болезней. В 1833 году многоразличные недуги усилились. Более полугода он не мог выходить из келлии из-за болезни ног. Потом хотя и получил некоторое облегчение, но болезнь осталась неизлечимою и около тридцати лет причиняла самые сильные страдания, которые отец Антоний переносил с удивительным благодушием, подавая всем собою высокий пример терпения в болезнях.
Но Господу было угодно возложить на Преподобного еще один крест. Несмотря на болезненность, он в 1839 году был назначен настоятелем Малоярославецкого Николаевского монастыря с возведением его в игуменский сан.
В первые годы игуменства, кроме обычных настоятельских забот, на долю преподобного Антония выпала забота и о внутренней отделке монастырского Николаевского храма, заложенного еще при его предшественнике. Освящение храма совершилось 26 августа 1843 года, но самому отцу Антонию из-за тяжелой болезни не пришлось участвовать в этом торжестве...
Водворял и утверждал внутреннее устройство обители по духу веры и благочестия, по образу лучших русских обителей, подавая и сам, пока был в силах, братиям пример трудолюбия и неопустительного исполнения всех монастырских обязанностей.
В 1848 году, когда холера посетила и Малоярославец, Преподобный сам совершал, по желанию горожан, со всем градским духовенством несколько раз крестный ход вокруг всего города, причем служили в разных местах множество молебнов и литий, так что иной раз крестный ход продолжался около семи часов. Такие-то труды нес Преподобный с больными своими ногами.
Много раз пытался Преподобный сложить с себя тяжелое для него бремя настоятельства, но по воле епархиального начальства должен был нести оное тринадцать лет – до 1853 года. Только в 1853 году преподобный Антоний по болезни уволен был от настоятельской должности и возвратился в Оптину Пустынь, где и прожил на покое двенадцать лет...
Несмотря на непрерывные телесные страдания, он старался неопустительно ходить к церковным службам. От чрезмерного понуждения в больных ногах иной раз делалось воспаление, тогда Старец не мог выходить из келлии и церковную службу заменял келейным молитвословием. Келейные его подвиги известны единому Богу, и лишь отчасти можно было уразуметь, каковы они были, по мирному устроению и духовной радости, которые были заметны многим, а также из словесных его наставлений.
Все, кто видели Преподобного совершающим богослужение, помнят необыкновенное выражение лица его – это было лицо человека, преисполненного благодати. Случалось, что от одного взгляда на него в это время у некоторых происходил в душе нравственный переворот. Были основательные причины утверждать, что Преподобный имел великое дарование в молитве к Богу и сподобился духовных видений и других благодатных посещений.
Вот что поведал послушник Оптиной Пустыни П., духовный сын Преподобного: „8 ноября 1862 года, на память св. Архистратига Михаила, перед самою утренею слышал я во сне неизвестно чей голос, говоривший мне:
„Твой отец Антоний человек святой жизни и великий старец Божий". Вслед за тем раздался звонок будильщика, и потому все слова таинственного голоса ясно напечатлелись в моей памяти. Размышляя о слышанном, пошел я к утрени. Не доходя до корпуса, где жил Старец и мимо которого надобно мне было идти, вижу: над молитвенною его келлией, неизвестно откуда, явилось светлое белое огненное облако длиною около сажени, шириною аршина в два; тихо и медленно поднималось оно от самой крыши, шло кверху и скрылась в небесном пространстве. Явление это меня поразило, и потому, пришедши с утрени, я пожелал записать о сем себе для памяти. Объявить же о сем видении Старцу не осмелился, а счел оное за вразумление мне, недостойному, иметь веру, преданность и послушание к своему Старцу, и за явное свидетельство его чистой, пламенной и богоприятной молитвы".
Преподобный и богоносный отец наш Антоний имел такое пламенное усердие и благоговейную любовь к Матери Божией, что, когда начинал рассказывать что-либо из жития Ее, особенно в последние годы своей жизни, при одном имени Преблагословенной Девы Марии голос его изменялся от обильных слез и он не мог окончить рассказ.
Преподобный никогда ничем не соблазнялся, никого не осуждал и не порицал; ни о ком не изменял благой мысли; на все и на всех смотрел чистым оком, чем доказывал, что стяжал чистое сердце.
Смиряясь паче меры перед всеми, преподобный Антоний делал это от искренности сердца и с глубокой мудростью умел не выходить из принятого им смиренного положения.
Памятна история с одним иноком, привыкшим к опущению утрени. Преподобный убеждал его, но тот ссылался на нездоровье... Никакие самые убедительные увещания отца Антония его не трогали. Тогда Старец сам пошел на утреню, несмотря на то, что по болезни ног он вообще не мог стоять на службе. После утрени он пошел прямо к тому брату. Инок, увидевши своего скитоначальника, вскочил с ложа испуганный, а преподобный Антоний как был в мантии, так и упал ему в ноги. „Брате мой, брате мой погибающий! Я за тебя, за душу твою обязан дать ответ пред Господом: ты не пошел на святое послушание – пошел я за тебя. Умилосердись, брате мой, и над собой, и надо мною, грешным!" Говорит у ног своего послушника, сам плачет, а под мантией его – целая лужа крови. Она набралась в сапоги из открытых ран на ногах от стояния и при земном поклоне брату вылилась, как из ушата. Так и спас Преподобный немощного своего собрата...
Преподобный Антоний окормлял не только иноков но и многих мирян, находивших в нем мудрого руководителя. Духовные дарования его и даже само его смирение привлекали к нему всех, и потому келлия его наполнялась множеством посетителей мирских и монашествующих, желавших принять от него благословение и духовное назидание. Слово его, как устное, так и письменное, по свойству своему простое, мягкое, всегда было растворено духовною солью и отличалось особенною какою-то меткостью и своеобразною выразительностью и силою.
Преподобный обладал удивительным дарованием не только влиять на души вопрошавших, вызывая в них чувства покаяния и страха Божия, но и мудро притом рассудить, как в каждом конкретном случае уврачевать эти души. Чаще всего при этом он старался подвести собеседника к тому, чтобы он как бы сам начинал вдруг видеть самого себя. Незаметно и нечувствительно привлекал Старец всех к сознанию душевных своих немощей. Так, однажды некто покаялся перед ним в некоторых согрешениях, а о других умолчал. Преподобный Антоний не стал обличать неполноту покаяния, но, напротив, сказал каявшемуся, что он своим покаянием порадовал Ангелов на Небеси, и этими словами возбудил в этом человеке великое сокрушение и усердие к совершенному очищению совести...
Богодухновенное его слово имело такую неотразимую силу, что иногда в течение одной беседы человек духовно перерождался. Люди с непреклонным характером чувствовали, что упорство их сокрушалось, сердце их наполнялось новыми чувствами; от слов Преподобного возгоралось в них желание ни в чем не следовать своей воле и своему разуму, но всю волю свою предать святому Старцу. Под духовным влиянием преподобного Антония и по глубокой его отеческой заботливости люди, увлекавшиеся вольнодумством и светскою жизнью, делались искренними, ревностными и послушными чадами Святой Церкви; люди, предававшиеся суете и привыкшие к тому, чтобы все их причуды исполнялись, посвящали себя смиренной иноческой жизни; люди, потерянные в глазах общества и в собственных глазах, обращались к христианской жизни, отрекались мира и остаток дней своих посвящали Богу...
Занимавшийся у преподобного Антония письмоводительством послушник сообщает следующее. „В один вечер застал я Старца за перевязкою его больных ног, на которые без содрогания и постороннему зрителю нельзя было смотреть. Сочувствуя Старцу в его страданиях, сердце мое согревалось любовью к нему, и мыслил я так: вот Старец и не предполагает совсем и не знает, как я его сердечно люблю. Только что успел я это про себя подумать, он мне и говорит: „Вот я знаю, что П. П. очень меня любит", – и спрашивает меня: „Верно ли я это говорю?" На что я ему и отвечал: „Вы, Батюшка, справедливо изволите говорить, что я вас очень сильно сердечно люблю"...
Пастырскую мудрость и высоту жизни преподобного Антония высоко ценили великие Оптинские старцы Макарий и Лев. Так, преподобный Лев говорил: „Отец Моисей и отец Антоний – великие люди..." Преподобный Макарий называл отца Антония „и по сану, и по разуму старшим и мудрейшим себя". Примечательно и то, что старец иеросхимонах отец Макарий имел с ним духовное содружество, и назидательно было видеть, как они друг перед другом смирялись, „друг друга больше честию творяще".
Всем была известна всецелая преданность Старца старшему брату отцу архимандриту Моисею как своему духовному отцу и начальнику. Назидательно и трогательно было видеть, как маститый старец с глубоким детским благоговением и искренней любовью смирялся перед отцом Моисеем как последний послушник.
Отец же Архимандрит, со своей стороны, искренне уважал брата, часто имел с ним, особенно в последние годы, духовный совет. Говоря с другими, часто повторял: „Он настоящий монах, а я не монах!"...
В 1862 году скончался архимандрит Моисей. Кончина брата глубоко отозвалась в сердце отца Антония. Скорбь его была невыразима. Он стал все более уединяться и готовиться к исходу. С этого же времени не оставляла его мысль о принятии великой схимы. Но, по глубокому своему смирению, он считал еще нужным испытать свою готовность к принятию оной, и только 9 марта 1865 года, когда Старцу исполнилось семьдесят лет, он был с благословения епархиального архиерея келейно пострижен настоятелем обители преподобным Исаакием в великую схиму. Новопостриженный Схиигумен весь предался молитвенным подвигам и богомыслию. „Ведь я теперь новоначальный", – говаривал он...
Духом он отрешился от всего земного, и было заметно, что он, по милости Божией, знал о близости кончины. Так, некоторым лицам, посетившим его в 1864 году, он прямо предсказал, что они более его уже не увидят, а другим тут же объявил, что с ними однажды еще увидится перед смертью. Все это в точности сбылось.
От непомерных подвигов болезненность его и телесные страдания все более и более усиливались. Но, несмотря на это, он продолжал ходить в церковь, опираясь на палку, с трудом переступая с ноги на ногу и стеная от боли.
24 июня, в скитский праздник Рождества Предтечи, Старец понудил себя утешить скитян присутствием своим в их храме на Литургии. Но это посещение любимого им Скита было последним. 7 июля открылась во всей силе его предсмертная болезнь и продолжалась ровно месяц. Телесные его страдания были весьма тяжки, но он переносил их с великою силою духовною, мужеством и покорностью воле Божией.
До последней возможности принимал он всех посещавших его, а за некоторыми даже сам посылал. Старец спешил высказать каждому свое последнее слово на пользу. Как бы читая в душе каждого, говорил он то, что было для этого человека самым нужным, в немногих словах обнимал все главнейшие потребности каждого и преподавал всем наставления, исполненные такой духовной силы, что они проникали в самую глубину сердца, неизгладимо запечатлеваясь в нем.
Старец был особорован 21 июля, приобщался же в последние дни Святых Христовых Тайн ежедневно. 7 августа Преподобный мирно почил о Господе...
Из книги «Преподобные старцы Оптинские» (Свято-Введенская Оптина пустынь, 2001).
Оцените: